В общественно-политической мысли в первые годы после завершения «холодной войны» считалось, что национальность и религия растворятся, уйдут в прошлое. Однако этого не только не произошло, но, напротив, тема еще больше актуализировалась. И в первой четверти XXI века мы обсуждаем возвращение статуса мечети стамбульской Святой Софии (успевшей до этого в течение 85 лет побывать музеем и символом христианско-исламского примирения и диалога). В высказываниях президента Франции Эмманюэля Макрона мы слышим не только заботу о светском характере «пятой республики», но и то, что в свое время выдающийся исследователь Востока Эдвард Саид определял как «ориентализм», то есть дискурс превосходства европейцев в общении с представителями «азиатской цивилизации». Упреки в отношении ислама, прозвучавшие из уст лидера крупнейшей страны ЕС и НАТО, с головой выдают культурный снобизм тех, кто претендует на роль выразителей интересов «мировой элиты», «цивилизованного мира».

На Ближнем Востоке по-прежнему суннитско-шиитская конфронтация определяет динамику в Йемене, Сирии, в отношениях Ирана и Саудовской Аравии. На Украине, в Молдавии или в балканских странах (Черногория, Македония) мы видим конфликты, порожденные попытками «национализации» православия. И в период внутриполитического кризиса в Белоруссии голоса сторонников такого подхода стали звучать намного громче, чем раньше.

Таким образом, конфликты вокруг религиозной идентичности, разных трактовок веры составляют важный элемент международной повестки дня. Они же влияют существенным образом и на внутриполитическое развитие в отдельных странах.

В этой связи любые качественные комплексные исследования, посвященные проблемам соблюдения свободы совести и религиозной нетерпимости, крайне важны. Уже стало общим правилом признавать, что по этой части представители западного экспертного сообщества идут впереди. Ежегодно в тех же США на высшем государственном уровне издаются тематические обзоры по этим вопросам. Но и в России в последние годы мы видим позитивную динамику на данном направлении. Здесь особо следует отметить деятельность РАРС (Российской ассоциации защиты религиозной свободы). Эта структура стала активно систематизировать положение дел в сфере защиты свободы совести.

Каковы основные виды нарушений свободы совести в мире? Какие страны и регионы мира наиболее неблагополучны с этой точки зрения? Какие новые тенденции в сфере девальвации традиционных ценностей и дискриминации верующих имеются сегодня? Вот тот круг вопросов, который разбирается в годовом докладе, представленном РАРС. Хронологически он охватывает период с августа 2019 по май 2020 гг. В докладе 4 раздела, представляющие собой разные аспекты как борьбы за защиту свободы совести, так и религиозной нетерпимости.

Между тем, название уже первого раздела вызывает вопрос. Оно звучит как «физическое насилие». Но тематическое поле доклада достаточно четко ограничено. Оно не охватывает всего спектра правозащитной деятельности (насилие в семье, насилие со стороны правоохранительных структур, судебный произвол). Между тем, насилие в религиозной сфере (тем более религиозно-политической) — не просто акт насилия. Современные исследователи определяют «преднамеренный насильственный акт» как терроризм. Именно терроризмом является насилие, которое «сориентировано на запугивание, на изменение политики какого-либо государства» или выдавливание той или иной религиозной или этнической группы людей из страны, сферы бизнеса, науки и культуры. Конечно, можно и нужно дифференцировать террористические акты (политически мотивированные) и криминальное насилие. Но в названии главы должно было быть отражено именно это. Здесь речь намного шире, чем о физическом унижении оппонента или насилии в отношении к нему. Можно было бы сформулировать название как «насильственная дискриминация». Хотя в этом случае потребовались бы объяснения, как разграничить предмет первого и второго разделов. Впрочем, содержание главы чрезвычайно полезно. В нем содержится богатая эмпирическая база, помогающая читателю составить панорамное представление о нарушении прав верующих, терактах, криминальных инцидентах, оправдываемых интересами защиты «правильной веры».

Второй раздел обращен к такому вопросу, как дискриминация прав верующих. Эти практики не связаны столь тесно с актами терроризма или этническими чистками, хотя и предполагают порой использование силы (как в случае с Украиной). И уж точно связаны с актами диффамации. В третьем разделе авторы доклада говорят о религиофобии и секуляризме. Думается, здесь требовалось бы некоторое объяснение. Было бы слишком большим «спрямлением» острых углов отождествление секуляризма и религиоофобии. В странах Запада, Востока и России было немало примеров секулярных кампаний. Так, при Екатерине II под знаком секуляризации была проведена конфискация монастырских земель, а Жорж Клемансо в начале ХХ века во Франции боролся за отделение церкви от образования и государства. Немногим позже выдающийся турецкий реформатор Мустафа Кемаль Ататюрк отменил в своей стране халифат, запретил ряд мусульманских суфийских орденов и также секуляризировал образование. Но никто из перечисленных персонажей не был «воинствующим безбожником» и отрицателем религии. Вопрос был в определении линий влияния государства и церкви. Россия, согласно Основному закону страны, определяется как «светское государство», то есть секулярное, что не делает ее никоим образом, в отличие от СССР, страной обязательного государственного атеизма. Другой вопрос (и здесь авторы доклада, безусловно, правы): в ряде западных стран растет агрессивное отношение к религии как к таковой. Эта идентичность априори записывается в «архаику» со всеми вытекающими последствиями. Быть безбожником становится модно, и эту моду поддерживает мощь СМИ (как традиционных, так и сетевых). Ставятся под сомнение ценность семьи, традиции воспитания подрастающего поколения. Не менее важны рефлексии по поводу эвтаназии, разных практик «искусственного воспроизводства» населения. Но все это не тождественно секуляризму, уходящему корнями в дискуссии времен Ренессанса и Просвещения. Те, кто выступал за жесткое разграничение сфер государства и церкви, совсем не обязательно были гонителями религии как таковой и апологетами безверия. И даже в советские времена религиозный компонент признавался как часть мировой и отечественной культуры (школа иконописи, церковная архитектура и песнопения). Также нельзя забывать, что угроза свободе вероисповедания часто происходит и от тех, кто лозунгами «чистоты религии» прикрывает банальную ксенофобию, нетерпимость, претензии на исключительность.

Важным разделом доклада является четвертый, посвященный защите религиозной свободы. В нем рассматриваются вопросы государственно-конфессионального диалога, а также кооперации различных религий и конфессий. Чрезвычайно продуктивным является вывод о том, что идентитарные отличия не являются сами по себе препятствиями для налаживания мира, выстраивания стабильного и предсказуемого будущего.

Директор МБПЧ Александр Брод: «В целом доклад РАРС крайне важен и полезен. В нем собрана богатая фактическая база, даны исследования кейсов — от Латинской Америки до Африки, от Европы до Азии. Не всегда некоторые обобщения корректны, как и формулировки. Но это лишь говорит о необходимости широкой дискуссии с участием как ученых, экспертов, так и практиков. Было бы полезно перевести этот доклад на разные языки народов мира, сделать более доступной и востребованной позицию российского сообщества, изучающего проблемы свободы совести и религиозной нетерпимости».